Алексей Бекетов (ХОББИТ).  Текста

to main
раньше
потом
до этого
не до того
перелет
это
звуки
виды
текста
проза
эссе
и?
в нужное из мест
следы
to main
Хоббит

лирический

ПАНKОK

МОСКВА    АРБАТИЗДАТ-89

 АНДЕРГРАУНД – АРБАТ – СТРЁМИЗДАТ – ТИПОГРАФИЯ "ГИДРОХЛОРИД"



ПОХОРОНЫ

"Этого Хоббита нужно изувечить или вообще.."
(Замминистра МВД СССР)

Хороните меня без отчаянья
Всё равно я при вас – куда мне деться?
Будет кратким и гладким прощание, крематорий вернет меня в детство
Смерть отыщет поэта беспутного – может дозы покажется мало
Иль умру от удара могутного люберецкого микроцефала…
Смоют слёзы пацифик с ебальника. Кто утешит теперь мою милую?
Хиппаны, опрокинув по маленькой, пропоют мне "The End" над могилою…
Я вписался в тусовку покойников, но войдет этот случай в историю:
Генерал МВД Воскобойников танцевал у ворот крематория…


ПОКОЛЕНИЕ

Мы не ослепли. Но вобрали в себя – и землю Яра в пепле,
И угол Кудринки в овале Коржавинском. Гитару Саши,
Звезду Сент-Экса, сны Гайдара и Грина тень.
Кумиры наши – то поколение кошмара, заката внуки, слуги чуда…
Настанет день – и на поруки отпустят нас в те палестины,
Где нет "отсюда" и "дотуда", где нет ГУЛАГа, лжи и муки,
И рожа старого кретина, и горб издохшего верблюда
Не будут нам служить иконой, и растреклятый шаг мильонный
Не будет нам давить на пятки.
Там мы всплывем или потонем, иль растворимся…
Эй, ребятки! Грядет великое забвенье!
На издыхающем верблюде роятся мухи, пухнут веки…
Забудут наше поколенье прилизанные человеки
И новорожденные люди.
Но мы останемся. Навеки! В нелепых виршах о свободе,
В пацификах светло-зеленых, в охрипших записях Володи
И в залихватском рок-н-ролле, и в джинсах лихо расклешенных,
И в милицейском отделеньи – в бессмертном суперпротоколе,
И в перевыкуренном плане, и в перевыполненном плане,
По сбыту водки. В средней школе, где буйно учиняли драки,
И в грёзах проститутки Тани, которой утром чушь мололи
О Галиче и Пастернаке, о Моцарте и Мандельштаме…
В стране проклятой и любимой, холодной, грязной, ненаглядной,
В стране, ничем незаменимой. Бессмертной. Злой. Невероятной!

ДЕТСТВО

Мокроносые подростки. Пластилиновые сны.
Губы тонки, локти жестки. Взгляды ясны и честны.
КэГэБзоны не добили, но достали, хоть убей
Нас "Гитары Голубые" – не бывает голубей!

Ритм энд Блюз Нечерноземья, между луж – цепочки ног.
Здесь, дождавшись "Воскресенья", на басах врубает Бог.
В склянь разлита супер-"Старка", встречный план шибает в нос.
Мы о "Стоунз" спорим жарко и целуемся взасос…

Прёт весна прыщами почек – вековечная стезя!
И герлу, что очень хочет, можно трогать где нельзя.
Быстрый секс на жестком кресле как вершина ништяка…
И поёт о счастье Пресли из совхозного ДК.


***

Может быть будет время рождения слов, будет время размера и ритма,
А пока в круговерти уродливых снов погибают прекрасные рифмы.
Аллергия на разум. Прыщами душа набухает от злобного лая.
И лажают по жизни мои кореша, ничего уже знать не желая.
Андеграунд лишь стойло упрямых ослов, тормознувших из чистого понта,
Но погонщик, булавкой в яйцо уколов, прорывает недвижимость фронта.
Возвращается сила и мощь мастерства, то, что склеит, заварит и скрепит
Полоумные глюки в скупые слова и стихов неродившихся трепет

ВЕСЕННЕЕ

Как много времени проходит между
Открытием придавленного глаза,
Рождающего облики и блики,
Кораблики, плывущие вовнутрь,
И очищением хрустальной тверди,
Сияющей так ясно и упруго,
Что хочется присыпать буквы тальком
И ленточкою свиток завязать.
Весна взбирается по небоскребам,
Пропитан воздух светом бескорыстья,
Анапесты стекают на бумагу,
Хрустящую как при Елисавет
И глушат панки из горла винище,
И девки все дрожат от вожделенья,
И на зеленой лысине у Дрона
Проклюнулись весенние цветы.
Да здравствует стихия переделок!
Да здравствует придурошный Михрютка,
Братишка наш болезный, елы-палы,
Да здравствуют "Блэк Саббат" и "Битлы"!
Давайте этот сучий мир достроим,
Потом ко всем чертям его развалим,
Упьемся вусмерть красного портвейна
И в футболяну побежим играть!
Цвети мое отечество родное:
Гибрид вонючий лагеря с дурдомом!
Я все равно люблю тебя весною,
Когда у атеистов депресняк,
Когда свобода юная из леса
Летит через окраины к Арбату
И солнышко на златоглавых храмах
Поджечь лучами хочет Исполком…


***

Последние дни очумелой реальности
Моментом заклеили наши уста.
Калечим мозги, извлекая банальности,
Но чаша Грааля суха и пуста.

Эссенция тонких энергий отравлена,
Сквозь сито проходят быки и слоны.
Раздавлена птичка, старушка ограблена,
А мы злого духа пускаем в штаны.

Мурашки по коже. Вареная камбала.
Блевотина рыбная. Соус и хрен.
Верховный Совет – пизданутая Шамбала,
Где что ни махатма – то олигофрен.

Обычное утро и черезполосица.
Висят коммуняки на каждом столбе.
Все шлюхи в политзаключенные просятся.
Как жаль, что нельзя настучать в КГБ.

Одни концентрации да очищения.
Нет сил ни участвовать, ни наблюдать.
Нет сил ни отвергнуть, ни взять угощение,
Нет сил даже в морду кому-нибудь дать.

Три мира очнутся. И взглядами сучьими
Проткнут темноту, завопив о вожде.
Мы землю засрали могучими кучами,
Так сходим на небо по малой нужде.

УТРО В МОСКВЕ
(Поется на мотив "кипучая, могучая…")

Семь часов. Москва проснулась.
Сизый дождик с неба льет.
Вон окошко распахнулось:
Пролетарий вниз блюет.

С похмелюги ломит бошку,
От помоек кислый смрад.
Визг! Беременную кошку
Дворник пхнул ногою в зад.

Зыбкий ветер рвет плакаты.
Поминая чью-то мать,
Прут толпой дегенераты
На работу – досыпать.

По захарканным бульварам
Ветер мчит тоскливый мат.
Воздух дышит перегаром,
Хиппаны на лавках спят.

Хмарь сочится мне за ворот,
Всё гнусней и холодней.
С ДОБРЫМ УТРОМ, МИЛЫЙ ГОРОД!
СЕРДЦЕ РОДИНЫ МОЕЙ!!!


ДОСТОЧТИМОМУ И ПРЕЛЕСТНОМУ
ГОСПОДИНУ ЛАЭРТСКОМУ


Небо ёбнутым туманом
Аномально омрачилось.
Лось смотался ночью в Чили –
Замочил там Пиночета.

Черта лысого ловили
Богомольные мальчишки.
Как мочалка аномальна!
Как лампасы молчаливы!

Ловко вилкой, словно мойкой
Умывал лицо мучитель.
Ночью молотки стучали.
Дрон дрочил. Полковник – плакал.

Злыдень лично не мочился,
Но иным пердел пределам,
Мотыльки ломали крылья,
В койке львы совокуплялись,

Летом облетали листья,
Кильки кляли Кали-Югу…
Коли так – лабай, Лаэртский!
Лай эротики привольной,
Лажа мысли волюнтарной,
Злое Летова либидо!
Любо-дорого ликаро
Молодой алкоголичке!
Лично я люблю албанцев,
Альтаирцев и Аль-Бано,
Правда Пауэр Ромину –
Ненавижу суку, на хуй!
То ли дело, бля, Лаэртский –
Эскимос впередсмотрящий,
Ширый бля азербайджанец,
Чукча бля с душой дакота,
Оджибвея и гурона,
Делавэра и мэндэна,
Гитчи Манито могучий
Черной молнии подобный
Над седой равниной моря
Или жирному пингвину,
Что косяк в утесах прячет.
Скоро буря грянет на хуй!



МЕЧТА

От обвинения огульного,
От дураков суда нахального
Уехать вдаль в вагоне Пульмана
Под звуки оперетты Кальмана.

От КГБистов в телефоне
Самовлюбленного оргазма,
От плакатизма, теле-вони,
Газет и радио-маразма,

От частной глупости баранов,
От общей глупости бараньей,
От сволочных державных планов,
От всех торжественных собраний

Уехать к черту, в ночь, в затменье,
Не проходя досмотр и сверку
И для души отдохновенья
Послушать вдоволь "Баядерку".

"О, Баядера-а-а-а!"


ПОКОЛЕНИЕ

Мы не ослепли. Но вобрали
В себя – и землю Яра в пепле,
И угол Кудринки в овале
Коржавинском. Гитару Саши,
Звезду Сент-Экса, сны Гайдара
И Грина тень. Кумиры наши –
То поколение кошмара,
Заката внуки, слуги чуда…
Настанет день, и на поруки
Отпустят нас в те палестины,
Где нет "отсюда" и "дотуда",
Где нет ГУЛАГа, лжи и муки,
И рожа старого кретина,
И горб издохшего верблюда
Не будут нам служить иконой,
И растреклятый шаг мильонный
Не будет нам давить на пятки.
Там мы всплывем или потонем,
Иль растворимся… Эй, ребятки!
Грядет великое забвенье!
На издыхающем верблюде
Роятся мухи, пухнут вехи…
Забудут наше поколенье
Прилизанные человеки
И новорожденные люди.
Но мы останемся. Навеки!
В нелепых виршах о свободе,
В пацификах светло-зеленых,
И в залихватском рок-н-ролле,
И в джинсах лихо расклешенных.
В охрипших записях Володи
И в милицейском отделеньи –
В бессмертном суперпротоколе,
И в перевыкуренном плане.
И в перевыполненном плане.
По сбыту водки. В средней школе.
Где буйно учиняли драки.
И в грезах проститутки Тани,
Которой утром чушь мололи
О Галиче и Пастернаке,
О Моцарте и Мандельштаме…
В стране проклятой и любимой,
Холодной, грязной, ненаглядной.
В стране – ничем не заменимой.
Бессмертной. Злой. Невероятной.


ГОД

Пахнет розами и смертью этот год,
Растопыривший недели прямо в мозг.
Затрещал и обвалился древний мост
Под тяжелою пехотою невзгод.
Где теперя Макаревич да БГ?
Между пальцами на Янкиной ноге.
Кто торчит, а кто уныло поддает.
Пахнет розами и смертью этот год.

В лобных пазухах ударные гремят,
По аксонам пролетает слабый ток.
Этот год унылых пауз звуком снят.
Пахнет розами и смертью этот рок.
Выйди в чисто поле. Слышишь: "Панки, хой!"
Нелегко Егорке среди буйных трав.
Группу крови поменял для попса Цой,
Но ему не скажешь: "Витя, ты не прав!"

Ах, Алиса, зазеркалье тебе в рот!
"Звуки Му" достойно гаркнули пиздой.
Пахнет розами и смертью этот год.
Говорят, Леонтьев будет рок-звездой.
Белорозовые розы, бля, любовь.
Чернорозовые розы, бля, печаль.
Как находчива стебовая печать!
Ой ты, ласковый мой Юрка Шатунов…

Трупный запах разложившихся идей,
Мерный топот пустоглазых нелюдей,
Ветер солнечный разносит крики "ХАЙЛЬ!"
Не трясись, соколик, ляг и отдыхай.
Нашинкуй капусты, в бочке засоли.
Чем тебе, бля, не малина-разлюли.
Что ж ты, ласточка, башкою об порог?
Пахнет розами и смертью этот рок…
Может, знает в поднебесье воронье
Кто вчера купил у Янки смерть ее?
Жизнь свою она задаром раздает.
Пахнет розами и смертью этот год.


ЧИТАЯ КАМЮ

Я живу, живу, живу.
Пью, читаю, думаю.
Никогда не разорву
Эту нить угрюмую.

Холод лба, стекла и рук
Да улыбка детская.
Леса скрип, соседа стук,
Власть антисоветская.

Улыбаюсь в темноту,
В ночь морозно-строгую.
Я сижу с бычком во рту,
Никого не трогаю.
За окошком ветер-тать
В стекла бьет и снежится.
Я пойду Камю читать
И в постели нежиться.

Не хочу деньгу копить
И судьбу рассчитывать.
Буду думать, пить и жить.
И Камю почитывать.


НА ЛЕТУ

В эти прорывы – поодиночке.
Можно касаться только в темнице.
Мойки и струны, дурь и примочки
Бросьте у входа, освободиться
Можно лишь мудрой маленькой мантрой.
Сорокалетний старою мордой
Трется о письку юной девицы.
Что ты, дружище, это не выход!
Даже не вход, и струна засорилась
Эритроцитом. Надо ли пыхать
Этой печальницей, этим эфиром?
С поднятым членом в царство свободы?
Это доступно даже скотине
С благословения матки-природы.
Мокнут мозги изнутри в эфедрине…
Выплюнул воздух орла-белохвоста.
Выше взлетай и пронзай эти тучи!
И ты была тоже такой вот двуногой,
Думала мысли, рожала мальчишек,
Правда смешно? Ну, давай целоваться!
Едет внизу голубой запорожец!


МАГАДАНСКИЙ ЭТЮД

Сытый "Боинг" отчалил на полюс.
Надевает доху скандинав.
Он взволнуется. Я успокоюсь.
Впечатлений и тут до хрена.
Зарумянятся кровушкой щеки,
На хуй бизнес! Давайте чудить!
Он себя не уронит – еще бы,
Буржуин, его мать итить!
Брюхом вляпавшись в снежную пудру,
Чертит "Боинг" по льду борозду.
Эй, корячка, вези его в тундру!
Он тебе сунет доллар в пизду.
Тут ребенок обкакался Веркин.
Соска плавает в тухлом борще…
Провалился бы сучий Шпицберген –
Ведь никто б не заметил вообще!
Здесь гопня наезжает гурьбою.
Автоматы поднялись в цене…
Хер моржовый с народной резьбою
В Копенгаген везет он жене.
Он – крутой интересный мужчина,
Знает толк в табаке и стволах,
А меня стеклотарщик – волчина
Наебал на четыре кола.
Мне насрать на российскую славу.
Мне милей скандинавская честь…
Он кайфует, ублюдок, по праву:
Он, работая, может поесть…
Он сидит в экзотическом чуме,
Песни слушает Кола Бельды,
Созерцая великое чудо
Трехаршинной чукотской манды.
Перестройка одержит победу!
Вся страна будет жрать колбасу,
Ну а я на Шпицберген поеду.
Всем буржуям ебло разнесу!


СЛУЧАЙ В ФИЛЯХ ИЛИ КАК Я УБИЛ КОММУНИСТА

Фили, заполненные всей блевотиной Советов.
Здесь русский, немец и еврей глядят на нас с портретов.
Два бородатых мудака и лысая скотина
Вдыхают запах косяка, мочи и первитина.

Зал ожидания. Сквозь дым – три сотни жутких морд.
Поганый вечер нестерпим как дембельский аккорд.
А мы сидим и водку пьем, и водки до хуя.
Мы обнимаемся с гопьем и слушаем Цоя.

Летит вонючий товарняк по ссаному пути.
О, всероссийский отходняк, мне горло отпусти!
Танцует стадо мудаков и на морозе корчится.
Нельзя стрелять большевиков, хотя и очень хочется.

Они нас могут убивать, а мы их – ни-ни-ни!
Свята Господня заповедь для панков и хипни.
Один промолвил, харкнув вниз: "Эй, выключи Цоя!
Ты, гнида я ведь коммунист!" Другой сказал: "И я."

Я улыбнулся: "Ну так что ж качаешь головой?
Что у тебя в кармане? Нож? – Нет, орган половой!
Хоть ты – говно двуногое, козел и сукин сын,
Но я тебя не трогаю, стреляй в меня, не ссы!"

Сейчас уйдет один из нас по лунному лучу,
Но он сказал: "Я в этот час поэзии хочу!"
Летит к луне аэростат, блюют на рельсы бляди,
Какой-то яростный кастрат поет о стройотряде.

А я читаю им стихи о детстве, о Христе,
О воздаяньи за грехи, любви и красоте,
О том, как мучается Русь под игом коммуняк…
И чувствует тупая гнусь российский отходняк.

Вот кто-то, не скрывая слез, ко мне на грудь приник,
А кто-то в сторону уполз, поднявши воротник,
Но партбилет порвал в клочки и смачно плюнул вслед.
Шептались сзади мужики: "Он пьяный? – Вроде нет…"
Мы вышли в ночь – в руке рука, а сверху падал снег.
Так я убил большевика. Остался человек.


ЭПИГРАФ:
"Микрофон телефона
К динамику ближе.
По мембране шуршит
В тишине борода…
Предгоркома Архангельска
С Мэром Парижа
Год назад породнили
Свои города".


В согласьи полушарий верный путь к преодоленью вековечной свары
Придурков негипнабельных, и лжи эзотерических приманок липких,
Подножек, и подсадок, и измен. Нет, не боязнь священного безумья,
Но отвращенье к злому мастерству заплывших жиром гаденьких брахманов,
Что поскользнулись в собственных мозгах, и вот скрывают высшим пилотажем
Потерю равновесия внутри. Давай поедем в белые Столбы!
Там Белый Ангел дешево сдается, хоть белый флаг он выбросил давно,
А я Надежду у себя оставил… Давай гулять по улицам былым,
Где подрастают юные богини, где в мокрых парках ветер рвет листву
И золотом зрачки нам осыпает…
Очей очарованье? Мой и твой, друг друга андэстэндя мало-мало,
Любуемся спокойной красотой богоподобных выселок молчанья.
Врубай до инфразвука рок-н-ролл и вдоволь простеби свое величье!
Ты не ничтожен, если не велик. Ты не злодей, пока не христианин.
Ты не умрешь, покуда не рожден.

("Калевала для Злыдня")

Я починяю арбалет, Изольда не дает Тристану
Шестьсот… ну понял в общем… лет.
Я трогать и стрелять не стану,
А то ведь в сердце попаду, и как меня потом достанешь?
Мертвец в раю – жилец в аду, обычный результат ристалищ…
Лентяй киряет и торчит, но оперенные рабыни
Любой пронизывают щит горчайшим запахом полыни
Вершат работу за него, мозги пронзая неболтливым,
Но гордым стражем статус-кво. Горящих стрел грядущий ливень
Умоет всех, кто мог стрелять, за меткость – истиной карая,
Иначе – снова тишь да блядь, мудацкое раздолье рая
Да неизбывная шагрень желания при исполненьи.
Заломим крыши набекрень! Все в лом по сучьему веленью:
Зачем молву вокруг творить? Я ветру детства тихо внемлю,
Чтоб рядом только покурить на лавочке, уставясь в землю.


МЕДИТАЦИЯ НА ВТОРИЧНЫХ ПОЛОВЫХ ПРИЗНАКАХ

Печальнее, еще, совсем печально…
С электробритвой было в кайф
Помедитировать на собственных щеках
Где волосня вскипает моментально.
Но с вислоструйной бородой
Небритости апофеозом,
Витальный трепет угасал по дням-часам.
Уже себя не узнавал я сам
И левитировать не мог и под наркозом.
Без бороды лицо – как будто зад твой
А сам ты – недоношенный малыш!
Я никогда не стану бодхисаттвой,
Но ты и бороды не отрастишь!
Друг, Вася – так бывает не всегда:
Когда достанет йога борода,
Он чешет попу цвета перламутра
И, вспоминая юные года,
Читает смрадным девкам "Кама-Сутру"
Швыряя в угол пальцами ноги
Презервативы, кошек, утюги.
Шкафы и стулья, звезды и микробов!
Чё лыбишься, козел, - поди, смоги!
Поди-ка, гладковыбритый, попробуй
Уделать из горла флакон "Особой"
Не водочки! Воды "после бритья"!
Но здесь уже особая статья
И это надо постигать астрально.
Печальнее… еще… совсем печально.


ПРЕДВИДЕНЬЕ

Когда уснет земля под снежным одеялом
И листьев перегной приклеится к корням,
Я вновь начну с нуля и помолюсь о малом:
О радости земной, отпущенной по дням.

Ты мой молебен пей бесплотными устами,
Ты – Радость и Любовь, ты – Благодать и Свет!
Я – жалкий муравей перед тремя крестами,
Я – только плоть и кровь. А ты? – Тебя ведь нет?

Мой зимний атеизм взойдет весенней верой,
А может всходы даст жестокости и тьмы…
Но строят КОММУДИЗМ ублюдки с рожей серой,
Но каждый нас предаст, с кем поведемся мы.


ДУМЫ ТОРЧКА

Альтаир средь звездной пыли
Светит ярче фонарей.
Бродит призрак Джугашвили
Меж соседских "Жигулей".

Голосит с кассеты Янка,
Курят травку мужики,
Молодая наркоманка
Ковыряет веняки.

Лунный серп иглой расколот –
Вот экзотика-то, блядь!
Подплывает лунный молот
В дырку вставить рукоять.

На игле торчит Россия.
Кто ж ей сделал – вот вопрос –
Щелоченного "марксина"
Офигенный передоз?

Ой, Россия! Для забавы
Кто ж тебя задвинул так:
Двадцать лет приход кровавый
Да полвека – отходняк…

Мы от ширева балдели,
Только кайф уже прошел.
Поторчим на беспределе:
Аллес будет карашо!

Нас повинтят друг за другом
И в снега вопрут гуртом,
Стянутых полярным кругом,
Как резиновым жгутом.

Ой ты, Русь моя мамулька,
Вековечный мой ГУЛАГ!
Как контроль в небесной мульке
Над Кремлем алеет флаг.


СКРИПКА ИЕГУДИ

О скрипка, древняя как миф, сок апельсина, грудь нагая…
Ты – памяти ярчайший взрыв: ты – соловьев звенящих стая.
Еврейских рук узлы и вены, и сухость лиц, земли и храмов.
Ерушалаим! Плачут стены у Плач-Стены из нот упрямых…
Как кровь из вены отворили те птичьи звонкие коленца,
И бархат палестинской пыли и слезы старика-младенца.


НОЧНОЙ РАЗГОВОР

Сейчас не в губы целовать, а отдаленный лепет горький
Взахлеб впивать и к уху жать мембрану телефонных оргий…
Чреда мучительных, ночных речений нежных и печальных
Качает головой ночник как взяточник-столоначальник.
Но ты устала, трёп иссяк, стихи свились в гэбэшных пленках
И ночь уходит на рысях по стебелькам фиалок тонких.


СОН НЕФОРМАЛА

Когда Михал Сергеич серьгу проденет в ухо
И Генеральный прокурор проклёпает пиджак,
Цепями звякая, Зайков Рыжкова двинет в брюхо
И Лигачеву крикнет: "Эй, пойдем аскать, чувак!"

Проткнув булавками носы и звякая железом,
Идут металлер из ЦК и из Госплана панк,
А вот – полковник КГБ с зеленым ирокезом,
Обняв совминовских хиппов, спешит на стрелку в джанг.

Менты, хайратники надев, засели в резервейшн,
Готовят мульку на свече и делят циклодол.
В Кремле – крутейший беспредел, попойка и факсейшн,
И весь Центральный комитет танцует рок-н-ролл!

Когда увижу это я – хиппов ряды покину!
Как истинный нонконформист, такого не стерплю!
Обрежу хаер до нуля, повышу дисциплину,
Назло им стану трезв и чист. И в партию вступлю!


ПОСВЯЩЕНИЕ ЗЛЫДНЮ

Ходит в поле чистом лошадь по росе…
Хоть бы коммунисты передохли все!

Дуб роняет в омут листьев серебро…
Как же клево вздернуть всё Политбюро!

Звёзд мильонов десять, млечная река…
За хуи б повесить ленинский ЦК!

Дождь с небес пролился, ветерок окреп…
Чтоб ты провалился, ёбаный Совдеп!

Первые морозы тронули цветы,
Сладостные грёзы…. Нежные мечты…


НИКУ НОВОСИБИРСКОМУ

Снежный барс сидел на травке
На маньчжурской, на пробитой.
Он вносил свои поправки
В туркестанскую сюиту.

Он оттягивался влево,
Он когтями брал аккорды
И его нагая дева
Целовала ниже морды.

Мимо шел цыганский табор,
Распевая гимны Шиве,
Снежный барс гитару лапал,
А над ним орлы кружили.

Янтарём светилось пиво
Как рубин вино искрилось,
Пели скрипки, и счастливо
Травка в сопках серебрилась.

Барс дрожал от сладкой лени.
И мурлыкал он девчонке
Песнь о загнанном олене
Или пойманном зайчонке…

Он загрыз её нагую
И ушел, себе не веря,
Раздирая тьму ночную
Желтыми глазами зверя.


ЛЮБЕРУ

Как зол и нахален накаченный любер!
Гасить неформалов – занятье нехитрое…
В башке его Сталин и А.Шикльгрубер,
Хоть любер не знает фамилии Гитлера…


СТАНИСЛАВУ КУНЯЕВУ

Есть поэты – ах
Есть поэты – эх
Есть поэты – страх
Есть поэты – смех
Есть поэты – грязь
Есть поэты – пьянь
Есть поэты – мразь
Есть поэты – дрянь
Есть поэты – бред
Есть поэты – лесть…
А еще поэт
Стас Куняев есть…


КТО НЕ БЫЛ НА СЪЕЗДЕ

Теперь уже ясна мне квота,
Хоть изменить ее я рад:
На трёх партийных идиотов –
Один народный депутат…


ФИНСКАЯ ЭЛЕГИЯ №1

"Юллипулли – центр международного туризма на Севере Финляндии"
(Суоми – страна туризма).

"Сыррка туххлая! Харря немыттая!
Речка вонюччка! Мишка муудила! (Финска тоориста)


Жили-были юллипулли.
Ели-пили, лили пули,
Ссали-спали, брали роли.
Врали-крали, лук пололи.

Чушь пороли юллипулли,
Били в цели, рвали-гнули,
Были в теле. Звали олли.
Ёлы-палы, дотяну ли?

Юллипулли жили в поле.
Хули в Туле – люли-гули…
Отвечали на пароли.
"Или-или". Мало что ли?

Тили-дили, трали-вали.
Винт варили и втирали,
Ожидали хали-гали.
Во все щели нос совали…

"Милли" слушали "Ванилли",
Не тонули и не гнили,
Жалили, в жалейки дули,
Дули с маслом хватанули,

И косили: "Мы пахали,
Мы слона с ежом ебали!"
Изменили вы судьбу ли?
Ой ли, вряд ли, юллипулли.


ФИНСКАЯ ЭЛЕГИЯ №2

Наши души скрываются в мельнице Сампо.
Жернова пережить – не Арбат перейти…
Если финнов стебать – не останется штампов,
Если пиздить муку – отключат от сети.

Приполярный мороз или местная баня,
Вековая нетленка – импровиз и джаз…
Сколько можно от "солнышка" клацать зубами,
Да мопедом с разгона разгона хуярить "КамАЗ"?

Наши души питаются сонной соломой,
Что надергана наспех с разрушенных крыш.
Гравитации бунт на Земле невесомой
За измену не примет Мальчиш-Кибальчиш.

Наши стебли под ветром унизятся гордо.
Так зерно, разозлившись, кричит: "Удобри!"
Только вечное "жаль" застревает у горла
Над ушедшим под воду комочком зари.

Наши души страшат управленцев идейных,
Потому что сквозь шум они слышать вольны,
Как вопят журавли, словно племя индейцев
На тропе бесконечной, бескровной войны.


**
Маленький мельничек мельницу жжет в ольхе.
Ангел купается голенький в Хуанхе.
Мальчик Володя, где твоя мама спит?
Кто-то живет внутри литосферных плит.

Где наш потерянный логос спит на иголках
Мумия кошки из алебастра и шелка,
Может ли рыба пастись на такой глубине?
Это незначимо. Это не знал. Я нем.

Из светофильма вырезан главный кадр.
Глаз устремился насильно в колоду карт.
Мой мотылек, мой мельничек – мама спит!
Хочется пить внутри литосферных плит.

Там беломорской кости покойный гнев.
Мальчик Володя маленький. Я нем.
Как обесценен микропроцессор рта!
Не тормози, пилигрим. Это – вон там.

Там на иголках бабочка – мама спит,
Рыбы пасутся внутри литосферных плит.
Маленький мельничек, автор маленьких мук.
Мальчик Володя – мертворожденный внук.

Мудрые тени, сжальтесь над полным сном!
Температура мумии. Плоть основ.
О, Гуинплен электричества! Пленум клемм.
Мальчик Володя любит ольху. Я нем.

Голема голень, ртутной иголки ствол.
Мельничек ведает все землепашество.
Сломанный голос крылышком мотылька
Молит и мелет. Вьюгой метет мука.

Где на иголках корчатся все стихи,
Мальчик Володя гложет кору из ольхи,
Крылья растут из ребер скворцам на страх.
Брашно хлобыщет пеною на губах.

Пенная плесень где хохотал скворец.
Это не флейта пикколо? Блядь, свирель!
Спи же, мой скворушка, белый прозрачный мозг.
Я же немой и песенку я не смог.
Нам не ходить конем при такой луне.
Там на иголках – синяя кровь. Я нем.

ОСЕННЯЯ ИСТОРИЯ

В осеннем Измайловском парке мы влезли на дуб-великан
Достали бутылочку "Старки", пивко и граненный стакан.
Закрякали утки в тумане, подул ветерок от реки
И ты, вероятно по пьяни, воскликнул: "Сюда, мудаки!
Оставьте дела и невзгоды, ведь счастье не так далеко!
Хлебните любви и свободы, смешайте с водярой пивко.
Смешайте с портвейном водяру и требуйте выпить – AGAIN!
И как неразлучную пару смешайте с водярой портвейн".

Но сквозь пожелтевшие листья мы видели тропок кольцо
Гомункулусов мускулистых, бегущих по лесу трусцой.
Из спины могутные твёрды, размеренно движется зад,
А их люберецкие морды красны как совковый плакат.
Железобетонная челюсть и бычий наклон головы…
Что им эта нежная прелесть осенних небес и листвы…

Пивко переполнило чрева, свободны от норм и оков
Мы дружно пописали с древа – и нет на земле мудаков!
О эта скамейка под дубом и запах портвейна "Кавказ"
И горлышка скрежет под зубом, сдиравшим препоны пластмасс!
Мы пили, задрав подбородок, мы были на свете одни,
Вдали от вонючих коробок и прочей советской хуйни…
Мы были смелы и ебливы, и ветер играл в волосах,
Цветные листвы переливы сплетали узор в небесах
Мы жребий на телок бросали и было тут всё без обид –
Ведь телки снимаются сами и сами снимают прикид…
Всё тихо, прозрачно и свято, струит аромат сентября…
Бухнули бы с нами утята, но утка сказала им: "Кря!"

ПОДМОСКОВНАЯ СТАНЦИЯ "КОСМОС"

Вполне земные трясогузки, вполне земная мошкара,
И на лугу, вполне по-русски ржавеют в лужах трактора.
Центр управления полетом, где сверху надпись "Гастроном",
Бортинженер с вторым пилотом в тоске блюют на "космодром".

Какой-то инопланетянин цементом завалил овраг
Кто он: придурок? Марсианин? – Да нет. Вполне земной мудак.
Повален лес как после старта, везде разруха, грязь и лень.
Муж бабу бьет. Восьмое марта – Международный женский день…

Но верится, что рядом где-то, в навозе и моче на треть
Стоит прекрасная ракета. И ждет. И может улететь.


ОСЕННЯЯ ЗЕМЛЯНИКА

Внучка: бабушка, что это за холмики?
Бабушка: тут немцы мертвых евреев из душегубки выгружали, а мы трупы закапывали.
Внучка: а почему земляника осенью?
Бабушка: земля тут такая…


Умчались дожди от вороньего крика
Под бабьего лета отчаянный всплеск
Сошедши с ума, зацвела земляника
Бесплодно и горько. Одна на весь лес

Еврейские праздники буйно пархаты…
Танцуем, колени к созвездьям воздев
Осенние листья как желтые латы
Налипли на спины танцующих дев

Но кто-то споткнулся о холмик унылый
И замерли мы у могильной плиты
Мы за руки взялись над братской могилой
И жгла земляника сведенные рты

Нет истины чище и правды суровей
Такое не снилось и метру Дали…
Таятся еврейские капельки крови
В осеннем покрове Литовской земли

А ветер шевелит ковром порыжелым
Баюкает осень лесной Саласпилс
Цветет земляника, могилам замшелым
Напомнив волшебные "Strawberry Fields"


ДИАЛОГ С АМЕРИКАНСКИМ ДРУГОМ ИЛИ МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНАЯ ПЬЯНКА

Не правее, не левее, а в Москве держусь серёдки
Ходит кореш по Бродвею, ищет "баттл" Русской водки
А в Нью-Йорке с водкой слабо: виски, ром да джин поганый
В кабаке – бюстгальтер с бабы конгрессмен сдирает пьяный…

Что в Нью-Йорке, что в Бостоне – от свободы пьян не будешь
Ладно, выпьем! Всё пустое. Не держи в кармане кукиш!
Выпьем через океаны – ты да я, да мы с тобою…
Наливай полней стаканы! Пей, мой янки! Всё. Пустое.

Мы с тобой, уже косые, продолжаем надираться
За Америку, Россию, за свободу демонстраций,
За вонючие колхозы, за индейцев неврубастых,
За военные угрозы патриотов-педерастов…

Выпьем за конец грядущий в термоядной заварухе!
Чё раскис-то, как непьющий? Долбани-ка бормотухи!
Спит Америка косая от Флориды до Аляски,
И Совдепия, икая, закрывает тихо глазки.
Доброй ночи, друг-приятель, да хранит тебя Хранитель!
Да пошлет тебе Создатель сон про русский вытрезвитель!


***
Наводнение выводов – наваждение дней
Я без правил вождения буду водить
В эти салочки-жмурки, палы и выры
О, куда же вам спрятаться? Бостон, Сидней,
Монтекарличий Мюнхен – буржуйская сыть…
Да не сыте. И так уже мерзко и сыро

Я везде отыщу ваши уши и лбы!
Передачу таинственных митингов смотрят
По параболе в каждом проеме флэтов
Наши вшивые бошки – подарок судьбы
Наши смертные корчи и стрёмные морды –
Ваш паскудный приевшийся суп из котов

Присылайте нам шмотки и мелочь от тысяч
Ностальгично вонючий совок помяните
Напишите про цены на фрукты и вайн…
О, как хочется борзой вдове себя высечь!
И гудбайною сталью по тоненькой нити…
Шереметьево. Взлёт. Что волынишь? Рубай!


**

Спрашиваю гадину паршивую
Почему парашно на душе
По какому праву крышу вшивую
Разрушают юноше уже…

Через жопу жизнь ползет железная
Но, ежей рожая, я скажу –
Жалящая проза бесполезная
Беспощадна к жабе и моржу!

Мудачьё! Дрочите ваши кончики!
К черту. Лучше ножики точить
Ведь полны "Черемухой" баллончики
И готовы гопники мочить…

**

Почем сегодня стебель горицвета
Обшивка броненосца, зуб змеи…
Эритроциты куплены мои
Решением Верховного Совета

Хабарик "Беломора" подберу
И разомну штакетину красиво…
Я мрачный шут на радостном пиру
Я гнойный прыщ на жопе коллектива

Уносит баловство семейных драм
Водоворот раскисшей вермишели
И невозможность достиженья цели
Определяет назначенье нам


ГОСПОДИНУ Е.ЛАТЫШЕВУ С ВЕЛИЧАЙШИМ ПОЧТЕНИЕМ

Ходит в поле чистом лошадь по росе
Хоть бы коммунисты передохли все!

Дуб роняет в омут листьев серебро…
Как же клево вздернуть всё Политбюро!

Звезд мильонов десять – млечная река…
За хуи б повесить ленинский ЦК…

Дождь с небес пролился, ветерок окреп…
Чтоб ты провалился, ёбаный Совдеп!

Первые морозы тронули цветы,
Сладостные грёзы, нежные мечты…


ПРЕЛЮДИЯ №1

Две тыщи полумастеров
Врубаются в печаль секунды
В один момент грачи и скунсы
Присутствуют. Убогий кров

Сознанья – сети паука.
Махнув платочком королевы,
Причалит смерть по вене слева
И вяло упадет рука.

Так бюргер, беспокойный сон
Увидев, мчится к психиатру,
А гуру мрачно курит "Ватру"
И чистит старый "Смит-Вессон".

Мы шмыгнулись и премся, споря
Об авторе бытийных сил,
Созвездий, комаров и моря…
Зачем Всевышний заразил

Нас подозрением обмана.
И звук сомнительных бесед
Вморожен в инфернальный свет
Как холодна чужая прана.

Но живы мы, пока внутри
Пылает Изначальный Пламень!
Ты говоришь: "Спокойно, парень,
Еще три децилы вотри!"

Ну что ж – вотру. С водой и хлеб
Пока работают аптеки…
Текут по венам счастья реки
И улыбается Совдеп.


ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ ГЕНИАЛИТА

Среди содома палевых ковров в окурках давленных
И акварелей варева на белый стол наваленных
Гремят Бурлючьи выходки, футурные излишества
Бьют классикам под дыхалки изыски и мальчишества

Там хлёбово с молебнами из "элей" варит Хлебников
"Ослинохвостцы" с ЛЕФами честят "бубновалетников".
Есенин за бутылкою с ордою Северянскою –
Он ананасы – вилкою тягает из шампанского!

Маяк беззлобно колкости кидает в королевича
Но сам разбит на плоскости белками глаз Малевича
Дед Соллогуб румянится, Кузьмин молчит – сутулится
Крученных – бодрый пьяница с Волошиным целуется.

Кипит, шумит, дурачится талантов изобилие
Но в черных списках значатся их имена – фамилии
Там Гумилев с Ахматовой и Бабель рядом с Бальмонтом
Могучие, лохматые гениалита мамонты.

Садисты крови досыта попьют у Заболоцкого
И вынут душу Осипа руками сброда скотского
А Пастернака, Белого, и Блока, и Цветаеву
Забьют Демьяны бедные, фадеевокатаевы…

Ну а пока все разные, все юные и свежие
Все темные и ясные, земные и нездешние.
Сидят в кафе. Обедают. Судеб своих не ведают.
Не знают что последует. Не знают ЧТО последует.


ЯВЛЕНИЯ

Кто-то стоит за "Кармазином", кто-то – за Карамзиным.
Ты являешься грузином. Ты являешься грузинам,
Я являюсь остальным.

Ты являешься веселым усачём. И – к усачам.
Не являясь бабой голой, я являюсь бабам голым
По утрам и по ночам.

Ты, дружище, алкоголик. Я же – твой непьющий друг.
Ты – аквариумный сомик, наркоман, кретин и гомик.
Я же – твой зеленый глюк!


ХИППАНУ С РАЗБИТОЙ МОРДОЙ

О, гопники сучьи! Лохматый, спасайся!
Ведь нету числа им и нету им меры…
Оставят в живых ленинградские наци –
Добьют люберецкие "красные кхмеры"…


ЛЮБОВЬ ПОД ЗНАКОМ "ВЕСЫ"

Моя астральная сестра! Умчались дни времен олдовых,
Зажили точечки уколов и на фиг сбриты хаера…
В твоей пушистой голове весовские роятся мысли
Как низко провода провисли. И в этой долбанной Москве –
Я – Мирозданья хрупкий винтик, я – отблеск Божьей красоты
Но это не секут менты и постоянно, суки, винтят.
Ты видишь – нас никто не любит. Нужна лишь паечка тепла.
Так пусть астральная игла по вене пустит счастья кубик!
Давай любиться неспеша, одни, средь облаков предзимних.
Зачем нам хаер или ксивник, коль волосатая душа?
Ублюдки копят прайс на тачку. Они умрут, а ты – живи!
"Весам" лишь часик на раскачку и – равно ВЕСие любви!


ЭПИДЕМИЯ

Туман мерцал в фонарном блеске
И стекла в окнах запотели.
На сумасшедшей занавеске
Безалкогольные коктейли.

Простудных глаз зрачки седые
Сочились выкашлянным гриппом
Вздымалась грудь больной России
И опускалась с серым хрипом.

Совок уныло разлагался
И пахло мертвечиной с хлором
Микробы танцевали вальсы
И мы заболевали хором.

Трахеи, бронхи, альвеолы
Забиты гадостью гриппозной,
Читают Пикуля монголы,
Кобзон поет: "Еще не поздно!"

Уже болеют все вороны,
Гриппует мент, чихает пинчер,
Заражены жидомасоны –
Шевчук, Гребенщиков и Кинчев…

Сто раз мы скопом заражались,
Чихая, ближних заражали
И глупо самовыражались,
Пером царапая скрижали

Пропитан гриппом каждый атом
Бацилл неистребима стая…
Ругаюсь трехэтажным матом
Антибиотики глотая.

Негоже спать, когда за сорок
Шаманит градусник-язычник.
Давай попьем лимонных корок
И душу завернем в горчичник.

Пусть поплывут перед глазами
Дворцы хрустальные и свечи.
Пощекочи ноздрю слезами
И прочихайся, человече!


ЭКСКУРСИЯ ПО МЕСТАМ БОЕВОЙ СЛАВЫ

Было красное небо и белый костер
И зигзаги подстреленных птиц
И ревущая конница с бешенных гор
И зарницы горящих станиц.

Как в тифозной горячке металось "ура"
По постели из рубленных тел
И в атаку под музыку шли юнкера
За орлом, что по небу летел.

О нахальная юность, логический пыл!
Хочешь – брата врагом назови…
И отца застрели, чтоб тебя не убил,
Захлебнувшись в сыновьей крови.

Революции честь! Эй, Буденный Семен!
Видишь кожанок тысячный строй?
Те, кто выживут здесь – лягут в 37-м
Там у лагерной стенки сырой.

Чтоб водили туристов по вашим костям
И с усердием всех холуев
Сладострастно плели иностранным гостям
Про романтику грозных боев…

Чтобы влез на трибуну ответственный вор
Лекционно-запечный паук,
Чтобы мерзко завыл красногалстучный хор
Во главе с кандидатом наук…

Безоглядные рыцари глупой войны
И жестокие юноши дна!
Неужели в земле вы не видите сны
И не снится вам эта страна?

Может быть вы нас видите – грязных и злых,
Может слышите жалкую ложь?
Вот итог ваших яростных дел огневых,
Вот за что вы кричали: "Даешь!"

И за муки, за голод, за ужас атак
Вам награда – оскал Сатаны.
На крови может вырасти только бардак,
Где и кровь не имеет цены!

1978-1990 гг.

назад в раздел ХОББИТ

 

 


Помощь и вопросы здесь: vadim @ guruken.ru. Помощь - ссылки, файлы, фото, тексты - очень нужны.